Учитель ученикам говорил:
— Скоро, ребята, уже и Новый год. Как обычно, поставим ёлку, будет и утренник. К нему только надо готовиться. Главное — учите стишки…
Это напоминание дети услышали где‑то за неделю-две до 1 января. И сказано оно было в хуторской начальной школе. Это было давно — представьте себе, аж в прошлом веке. В первой его половине. Стал готовиться к утреннику и первоклассник Витя Казанцев. С матерью выучил
большое стихотворение о зиме, о белом снеге, о морозах и метелях. Вместе смастерили и простенькую маску…
Вот и веселый детский праздник. На него пришло много пап и мам. Ученики вели себя серьёзно, вели себя как настоящие артисты, только совсем маленькие. А вообще‑то те хуторские мальчики и девочки, уверен, и не знали тогда, кто такие эти самые артисты. Витя рассказал, что знал, что так усердно готовил для земляков. Его матери на утреннике, правда, не было: накануне женщины возили навоз на поля, разбрасывали его там. А дни стояли студёные, и женщина просто простудилась, у неё случился жар.
После, так сказать, успешно проведённого мероприятия учитель раздавал детям подарки — в пакетах из бумаги ржавого цвета — конфеты-«подушечки». Получил пакет и Витя. Раскрыл его, а там — на самом донышке сиротливо лежали лишь две конфетины. Рядом заглядывала в свой пакет Олька Пенкова. У неё, оказывается, был он почти полный «сладостей». Что, безусловно, не мог не заметить белобрысый паренёк.
В это время мимо проходила мать Ваньки Завалина. Заметила тревожную растерянность мальчика, его печальное личико и глаза, наполненные обидой и слезами. Он продолжал держать в своей пухленькой ручонке раскрытый пустой пакет. И тётка Клава сначала весело:
— Ну, что там у тебя, Витя, за подарок? Ну‑ка, покажи…
Но через мгновение (не больше того), увидев пустой пакет у школьника, она уже говорила по‑другому, с каким‑то надрывом в голосе:
— Скажи своему Игнату Семеновичу (учителю): по две конфеты не дают…, не положено…
Мальчик, услышав слова Ваниной матери, и, скорее всего, приняв их по‑детски всерьёз, подошёл к учителю. Его дрожащая ручка боязливо быстро мелькнула над учительским столом. И из крохотной ладошки на крышку стола упала, звеня, словно по железу, конфета-«подушечка», обильно посыпанная сахарной пудрой. И какая она была твёрдая…
— Тётя Клава сказала, что по две не дают… Не положено,… — пролепетал первоклассник.
Молчание. Игнат Семенович явно замешкался, а потом только и сказал:
— Знаю, Витёк, что так не дают… Знаю…
Сказал и заторопился из класса.
А тем временем тётя Клава распекалась и распекалась, не переставая возмущаться…
— Это ж надо! — кричала она. — Над мальчиком стали издеваться. Причём тут ребёнок… Не по‑людски это… Не по‑людски…
Подруга, Ксения Петровна, её уговаривала:
— Не кричи… Тише ты, Клава… А то…
— Уходи, — в ответ Клава. — Не затыкай мне рот. А то… что со мной будет?.…
— А то, что стало с Михаилом Ивановичем, Витькиным отцом… Кто‑то что‑то капнул.
И всё… Забрали… И кто знает, где он теперь, — почти шёпотом не то говорила, не то просила её Ксения.
— Я вот и говорю, причём тут малец, — всё не унималась Ванькина мать.
Всю дорогу домой между подругами, мягко будет сказано, шла нешуточная перебранка.
Витька же принёс домой ту засахаренную конфету, что осталась в пакете. И матери:
— Вот посмотри, принёс тебе «подушечку». Столько дали… Выпей чаю с ней… Может, и поможет. Должно полегчать… Только не пойму, почему всем ребятам дали помногу конфет, а мне всего ничего… Только две…
— Спасибо, мой золотой… Сам лучше съешь,… — и женщина беззвучно заплакала, поспешив повернуться лицом к стенке возле тёплой лежанки.
…Ближе к полуночи в окно постучали. В избу вошёл учитель. И прямо с порога, заметно волнуясь, и виновато:
— Прасковья Филипповна, вот принёс вашему Витьке подарок. — Примите… Не отказывайтесь….
А торопливо уходя, Игнат Семенович, извиняясь:
— Поймите… На утреннике я не мог поступить иначе… Мне так приказали сделать… А то… Сами знаете, что за это бывает…
Витька же, размышляя:
— А почему это учитель к нам пришел ночью? Да ещё и принёс подарок. Дня что ли не было? А, ма?..
Витька не мог знать, что такое злое время было тогда в нашей стране. Что и ходить надо было знать к кому, когда и зачем. А говорить тем более…
— Подрастёшь, сынок, и всё сам узнаешь. И узнаешь, почему на утреннике не всем были положены подарки, — шептала засыпавшему малышу мать. — Узнаешь,
что и хорошие люди тогда были. Как твой учитель, как тётка Клава… И много таких было…