С середины весны 1942 года через этот небольшой населенный пункт потянулись беженцы. Не сказать, что их было довольно много, но практически каждый день прибывали. По две-три семьи. Проходили мимо, в хуторе не задерживались. Они и стали первыми вестниками приближающегося пожара Великой Отечественной войны в нашей местности. Чуть позже проходили и малочисленные армейские подразделения. И это говорило, что фашисты наступают, и довольно быстро это делают.
В один уже из летних дней совсем недалеко загремело. Потом ещё и ещё. А в хутор в это время торопливо вошла группа беженцев. У колодца они недолго совещались, и часть их ушла дальше, а остальные остались. Наверное, решили:
— Куда теперь бежать?.. Немец, подлец, нагоняет… Чему быть, того не миновать…
Осталась в хуторе и Елена Шкырева со своей десятилетней дочерью Оксаной. Они оказались уроженками Донбасса (как, впрочем, и остальные). Их приютила мать Юрки Маслякова Екатерина.
Не больше, как через неделю, явились и немцы. Сначала покуражились на хуторе, а затем уехали в соседнее большое село. Но на хуторе все же оставили офицера и двух солдат. В их помощники «напросился» местный сапожник Тимофей.
У Шкыревых началась деревенская жизнь. До этого шахтёрская семья смутно представляла, какова она. Надо теперь рано вставать, надо доить корову, затем её и овец надо было провожать в поле. Но это, так сказать, домашние дела, не в тягость. Но каждый день немцы женщин гоняли на заготовку сена. Они, фашисты, похвалялись:
— К зиме у нас будут коровы. «Гросс» стадо… И коней целый табун будет…
Убирали хуторские женщины и урожай, которым захватчик был весьма доволен. Пшеницу, ячмень, просо жали серпами, молотили цепами и вручную веяли. Немцы же быстро зерно куда‑то отправляли, не оставляя ничего тем, кто сеял, растил и убирал.
Словом, оккупанты не жаловали людей отдыхом. Ни летом, ни осенью, ни зимой не жаловали.
Немцы наполовину опустошили хуторскую отару, поредело и коровье стадо, не стали на подворьях на заре петь петухи, не слыхать было и свиного хрюканья.
Оксана тоже постигала деревенский труд. В этом юной донбассовке помогал Юрка. Он, например, водил её в лес, там они нарывали травы для коровы.
— Чтобы больше давала молока, — пояснял парнишка.
Однажды их в лесу настиг полицай. Отобрал мешки. И так отхлестал хворостиной, что юные тела долго горели, ныли и болели…
— Приказано было, чтобы в лес ни шагу… Не подчиняетесь?.. Так получайте же за это, – бешено кричал тогда подлый Тимофей.
Когда ещё на подворье водились куры, в обязанности Юрки и Оксаны входило их кормить. Петух слыл драчуном. Девочка не знала этого. И вот петух, злой, как тот полицай, неожиданно, из‑под тишка напал на Оксану. Нанёс довольно серьёзные раны на её худенькие ножки. Юрка ворчал, жалел и поучал маленькую беженку:
— Такая большая, а с кочетом не справилась… Взяла бы палку и так бабахнула его, чтобы перья с него полетели…
А вечером Екатерина говорила:
— Надо его в борщ определить… Всё равно немцы когда‑то заберут… Правильно, Юрок?
Так вчетвером они переживали, преодолевали трудности военного лихолетья. Немцев с наших мест изгнали зимой 43-го. Беженцы собрались в родные места гораздо позже – летом 44-го. Все они, как Елена и Оксана, были, повторяю, с разных шахтерских поселков Донбасса. Провожали их всем хутором. Долго и трепетно держал Юрка в своих руках пухленькие ручки милой и веселой юной квартирантки. Наконец, удушливо выдавил:
— Не забывай… Пиши… И я буду писать…
Оксана в ответ:
— Ты говорил, что не видел никогда угля… Я тебе его кусочек пришлю… Обещаю…
И прислала. Кусочек угля – такого чёрного, блестящего, с непонятным отливом. Всем хутором рассматривали подземную диковинку, некоторые даже пробовали на зуб. Уголь, оказывается, как писала Оксана, ещё и горит, и дает тепло. А когда в наших краях уголёк с донецкого кряжа стал основным топливом, тот кусочек антрацита просто затерялся. Но Юркины земляки, да и сам он, ещё долго вспоминали бойкую девочку Оксану и тот кусочек угля. Вот и сейчас он, Юрий Иванович Масляков, все это вспомнил…. И не просто так вспомнил…
*
Сейчас на Донбассе неспокойно. Там стреляют… Людей там убивают. Вот и недавно в шахтёрском поселке, показывали и говорили по ТВ, прямо среди улицы разорвался прилетевший туда снаряд. Лишились жизни бабушка и внучка. Первое, что тревожно, испуганно сорвалось с уст Юрия Ивановича:
— Не Оксана ли?.. С внучкой…
А потом соседу говорил:
— Видел, что творят?.. Раз небезопасно там жить, то почему не податься в наши места?.. Как, помнишь, в ту войну… Правда, тогда люди бежали от озверелых карателей, от чужих. А сейчас от кого бежать? – Все размышлял и размышлял пожилой человек. – От кого, скажи, теперь прятаться? От своих и на своей земле?..
Сосед вставил свое:
— Выходит, Иванович, что свои стали чужими… А, между прочим, в районе есть беженцы с Донбасса. Живут, работают, учатся…
…Старик же протянул руку к коробке с таблетками. Что‑то стало плохо…